НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ

Княгиня Крякушева сидела в своей гостиной и, глядя в окно, пила кофу. Питье сие было новым в глуши, и потому княгиня, пытаясь его сма­ковать, как принято в приличных домах, смотрела в окно рассеяно, и смысл происходящего во дворе проникал в ее сознание не сразу. А проис­ходило там вот что:

Трое холопов, из крепостных, уже час как тщились запрячь лошадь. Двое держали ее возле сарая, а третий взбирался на крышу и прыгал от­туда с хомутом в руках, но почему-то все время промахивался. Лошадь невозмутимо переминалась, холопы злились, дела стояли. И когда все это усвоилось княгиней, она кликнула своего лакея Федьку, дабы он произвел тупым холопам внушение.

Федька же давно уже слышал со двора ритмичные удары холопа о зем­лю, и, не будь дурак, подумал, что там некто криворукий неумело колет дрова, а посему на зов княгини явился с топором, резонно решив, что сейчас дрова пошлют колоть его.

Княгиня, увидав вбежавшего в гостиную с топором в руке Федьку, немедленно грохнулась в обморок. Федька перепугался, помчался в людс­кую, и там, бурно жестикулируя, поведал массам о хозяйкиной кончине. Массы прониклись и, с горестными воплями посрывав шапки, вынесли кня­гиню во двор и положили на травку. Столпившись вокруг, стали решать, что делать, и Федька, так и не выпустивший топор, решал громче всех.

И вот, когда дискуссия приобрела особенную остроту, произошли сразу два события. Во-первых, мужик, сидящий на сарае, вдруг истошно завопил: "Князь! Князь едут!", а во-вторых, кобыла, уставшая от посто­янных падений на нее чего-то тяжелого, лягнула двух стоящих по бокам холопов, отчего те отключились и тоже упали на травку. Спорщики разом заткнулись и повернули головы к воротам.

А к князь Крякушев тем временем действительно ехал. Он возвращал­ся из Москвы, наполненный впечатлениями, сплетнями и модными предрас­судками. Окрыв дверцу кареты и собираясь ступить на почву родной усадьбы, он увидел лежащую княгиню, ошеломленно смотрящих холопов и Федьку, замершего в нелепой позе с подъятым топором в огромном красном кулаке. "Революция! Мой бог!" - подумал образованный князь на ломаном русско-французском и от ужаса лишился чувств и, конечно же, рухнул на травку.

Вот тут-то смятения масс достигло апогея. Мужики принялись бегать в растерянности по двору, орать, материться и, поминутно сталкиваясь лбами и другими частями тела, падали на травку, где уже лежали князь с княгиней, два холопа и обессилевшая от смеха лошадь.

В это время из дому, зевая, вышел справить нужду старый мастиф Аристарх. Посозерцав несколько секунд людские забавы, он вдруг увидел поверженную кобылу - своего старинного врага; эта скотина невзлюбила пса и все время лягала его, причем именно тогда, когда он меньше всего этого ожидал. И сейчас, взвыв от восторга, мастиф, естественно, на ко­былу облегчился. Hо этого ему показалось мало, и он принялся прыгать взад-вперед через лошадиный круп, оглашая окрестности победным лаем. Однако ж, не расчитав очередного прыжка, врезался головой в стену са­рая, да так, что и сам без памяти свалился на травку, и обрушил выше­означенную стену внутрь сарая, бывшего по совместительству курятником. Вопль давимых кур был столь дик, что все, стоявшие еще на ногах, прек­ратили беготню и приготовились к худшему.

И худшее пришло.

Hачался град величиной со страусиное яйцо, невиданный в тех краях со времен нашествия мамонтов. И самые стойкие не устояли, вынужденно присоеденившись к уже лежащем на травке.

Град кончился на удивление быстро, вслед за градом наступила ночь, а утро ознаменовалось легким дождиком, который и привел в чувс­тво обитателей поместья Крякушевых. Все оказались целыми, так что жизнь продолжилась своим чередом. Пострадали лишь покойные куры да мастиф Аристарх: кобыла, очнувшаяся первой, хотя и не помнила ничего из происшедшего, увидев пса, ехидно лягнула-таки его несколько раз. Hа всякий случай.